Журнал "Вокруг Света" №3 за 1999 год - Вокруг Света

Ее подняли на борт судна в два часа пополудни 8 сентября. Лодку оставили в море сдавать до конца экзамен на живучесть. Здесь же, на борту, Тори дала первое интервью. «Я чувствовала себя так, будто выдержала 12 раундов на ринге с Майком Тайсоном», — это были ее первые слова... Контейнеровоз шел в Филадельфию, и там 12 сентября Тори была встречена друзьями и представителями прессы. Неудачи не принято обсуждать. Говорили о хорошем. Да, она потерпела поражение в главном замысле — пересечь океан, зато два небольших рекорда вполне выдвигают Тори в ряд сильнейших и храбрейших. Первый рекорд — 85 суток одиночества (среди женщин) в океане и одиночного пребывания в рейсе на гребной лодке. Второй — Тори прошла в одиночку на гребной лодке 2 650 морских миль — больше, чем кто-либо из ее земляков-американцев, совершавших одиночные плавания. Последние и главные слова Тори Марден: «Я не буду говорить «нет». Я не буду пытаться ЭТО повторить. Но... надо обо всем этом спросить моих друзей».

Послесловие

Как и следовало ожидать, очередная претендентка на одиночный рекорд в Атлантике не замедлила заявить о себе. Норвежка Элизабет Хофф стартовала в начале февраля без особой подготовки на лодке своего отца Стейна Хоффа.

Осенью 1997 года он в паре со своим земляком Арвидом Бенстоном из Кристиансенна (Южная Норвегия) участвовал в Атлантической гребной гонке и благополучно пересек океан от Канарских островов до Барбадоса за 68 суток и 6 часов. Лодка Хоффа и Бенстона пришла к финишу 21-й из 24 участников гонки. Возможно, третья попытка женщин в борьбе за корону первой одиночки окажется удачной. Если фортуна не уважила профессионалок, то, может быть, любительнице удастся вписать Норвегию в число великих гребных держав, тем более что первыми Атлантику пересекли на веслах все-таки норвежцы, хотя и не в одиночку...

Василий Галенко

Живописная Россия: Селигер

Наша «казанка» несется но свинцовой глади. Селигер — огромное водное пространство — 260 квадратных километров, 160 островов. Некоторые во время падения уровня воды неожиданно всплывают, а затем вновь исчезают в пучине.

Особенность этого ледникового озера в том, что в него впадает 400 рек и речушек, а вытекает лишь одна — Селижаровка. Навигация здесь сложная — нужно знать все плесы, мели и ветры. Волна на озере коварная. Профессия лодочника — потомственная. Есть на Селигере и своя, особой формы, лодка — «Селигерка». Плоскодонка с высокими бортами, чтобы волна не захлестывала, и приподнятыми носом и кормой. На «казанке» и «селигерке» на озере все близко...

Вот и мы плывем «на Ниловку» — так здесь называют знаменитый монастырь — Нилову Пустынь, возникший на месте скита монаха-отшельника Нила Столбенского, покровителя путешествующих по воде и на трудных дорогах.

В двадцатые годы здесь была устроена колония для беспризорников. Говорят, начальник заставлял провинившихся мальчишек сбивать фрески с потолка. Судя по всему, провинившихся было много. Наказание — через разрушение. Да и последующие годы не миловали некогда грандиозное сооружение. И все же жизнь теплится в этом огромном мертвом доме. Отреставрировали храм, причал. Настоятель — отец Вассиян — лицо на Селигере известное и уважаемое. Сорок лет он возглавлял приход в Осташкове. Но разве под силу ему и немногочисленной братии возродить «Ниловку»?

Получив благословение, поднимаюсь на балкон колокольни. Под самым шпилем с часами носятся ласточки. К дождю? Молодой монах в задумчивости любуется селигерским простором. Ежедневные, бытовые мысли покидают здесь любого. Необычное место. Оно успокаивает, просветляет...

Дальше наш путь лежит в село Волговерховье. Сначала по Селигеру, а потом пешком десятка два километров. Там живет еще один подвижник — Сергей Фокин, добровольный хранитель истока Волги?

Он приехал сюда со всей семьей из Питера. Следит и ухаживает за ключами, откуда берет начало наша главная река. Летом в селе обитают дачники из Петербурга, зимой Волговерховье вымирает. Помимо Фокиных — еще две пары стариков. Дорогу к ним даже не расчищают.

Если Нилова Пустынь — душа Селигера, то сердце края — Осташков. Заповедный городок, примостившийся на плоском полуострове, почти не изменился со временем.

В начале прошлого века в городе почти все были грамотными. Осташи (так называют себя жители города) брили бороды и величали друг друга «гражданами». Имели больницу, театр, училище для девиц. Первую в России добровольную пожарную команду. Тогда власти даже ставили Осташков в пример прочим уездным городам России. Сейчас Осташков забыт. Город, как и вся Россия, больше никому не верит, ни на кого не надеется, не живет — выживает. Как — и сам не знает...

Селигер — это иной мир, в который попадаешь, отъехав лишь на 500 километров от столицы. Русское Зазеркалье, откуда не хочется уезжать...

Рубрику ведет Лидия Чешкова

Всемирное наследие: Вечно второй

Каждому португальцу известна поговорка: «В Лиссабоне кутят,  в Коимбре учатся, в Браге молятся, а в Порту работают». Однако, несмотря на свою трудовую и торговую славу, судьбой Порту было уготовлено всегда быть вторым.

Когда-то на левом берегу реки Доуру находилось римское поселение Портус («Порт»), а на правом — Кале (от греческого «калос» — «прекрасный»). По имени этих поселков мавры и стали называть страну между реками Доуру и Минью Портукале. После изгнания магометан в XI веке здесь возникло христианское графство Португалия. Порту же всегда оправдывал название, данное ему римлянами: он был оживленным портом и уже в XIII-XIV веках поддерживал связи с Англией, Фландрией и ганзейскими городами. Кстати, именно в Порту родился принц Энрике — знаменитый Генрих Мореплаватель.

Два поселения, давших название стране, — а ныне города Порту и Вила-Нова-ди-Гая, — соединяют пять, нависших над Доуру, мостов. Самый старый из них — элегантный железнодорожный мост Понти-ди-дона-Мария-Пиа — был сооружен знаменитым Гюставом Эйфелем, воплотившим при строительстве свои поистине революционные идеи в сочетание металлоконструкции: мост всего в один пролет перешагивает Доуру, нависая над рекой на высоте 60 метров.

Этот мост послужил моделью для другого, сооруженного ассистентом Эйфеля, — Понти-ди-дон-Луиш I. По нему можно промчаться на автомобиле по обоим ярусам. Но пройтись пешком по верхнему — это ни с чем не сравнимое ощущение. Приходится едва ли не прижиматься к самым перилам, сторонясь от проносящихся один за одним автобусов. Ветер, гуляющий над зеленоватой водой, кажется, так и норовит вырвать из рук камеру. И вдобавок, вся эта металлическая махина слегка покачивается — не то от ветра, не то от проходящего по ней транспорта. Но по-настоящему дух захватывает от вида, открывающегося с моста, который повис между двумя высокими берегами на высоте 68 метров.

Внизу, на правом берегу, над живописной набережной Каиш-да-Рибейра с пестрыми фасадами и развевающимся на ветру бельем к высокой гранитной скале прилепились поднимающиеся уступами старые кварталы. Над ними, на самой вершине, стоит величественный свинцово-серый кафедральный собор — Се. В XII веке он был церковью-крепостью. Рядом, выделяясь своими шестидесятиметровым фасадом и барочной архитектурой, словно висит над ярусами разномастных домов и домишек Епископский дворец. И, наконец, вдалеке, над морем красных черепичных крыш возвышается башня Клеригуш — символ Порту и самая высокая церковная башня Португалии. Высота ее 75 метров, и она долгие годы служила ориентиром для входа в гавань кораблей торговцев портвейном. Башня и стоящая рядом овальная церковь постройки середины XVIII века — главные, наряду с Епископским дворцом, творения Николо Назони, который и похоронен в церкви.

На Каиш-да-Рибейра, у бывшей гавани, на набережной многие дома отреставрированы, перед ними выстроились длинные ряды разноцветных стульев — тут полно кафе и ресторанов. Некоторые, вроде паба-закусочной «Муру», вынесли свои столики прямо к парапету. Старая, кажется даже колченогая мебель. А вокруг столиков — украшения в виде допотопных швейных машинок и упряжи для волов. Рибейра, вероятно, самая оживленная часть города, по крайней мере, сюда забредают туристы со всех концов света. Владелец паба даже показывал с гордостью стопку внушительных альбомов с автографами посетителей, где мы нашли и автограф по-русски.

— Да, был тут у меня один гость из вашей страны, — поведал нам хозяин паба. — Он приплыл в Порту на самодельном плоту. У него не было ни визы, ни документов на суденышко, так что полиции пришлось его задержать. Вызволять его приезжал ваш консул из Лиссабона... А гость и расписался в альбоме: «Силкин. Неудачный мореплаватель».

В отличие от него моряки и купцы самого Порту были удачливыми. Город жил мореплаванием и торговлей. И в противоположность Лиссабону тон в Порту задавала местная торговая элита. С раннего средневековья вплоть до XVII века действовал закон, запрещавший аристократии строить здесь дворцы и вообще находиться в городе более трех дней. Даже король не имел в городе своей резиденции и проживал на правах гостя в Епископском дворце. Порту всегда был городом промышленным, торговым, буржуазным, стремился к автономии от центральной власти и находился в оппозиции к Лиссабону. Поэтому в Порту нет дворцов знати, зато в деловой части — импозантное здание биржи и множество особняков, сооруженных местной буржуазией. Торговые улицы педантично разделены в соответствии со специальностью торговцев. Трудовой же люд, который во многом и обеспечивал городу процветание, жил в квартале, примыкающем к реке.